Сегодня исполняется 75 лет со дня подписания зловеще известного пакта «Молотова-Риббентропа», а по исторической справедливости, — пакта «Сталина-Гитлера».
Пять лет тому назад я написал статью по теме, которая не потеряла, как мне представляется, своей актуальности и сегодня. Предлагаю её вашему вниманию без купюр и дополнений.

С каждым днём становится всё очевиднее, что Кремль серьёзно вознамерился непременно вернуться к сталинским стандартам взаимоотношений между государством и исторической наукой, между политическими потребностями правящего режима и фактами истории.
Это стало особенно очевидно накануне 70-летия со дня подписания пакта Молотова-Риббентропа и начала Второй мировой войны, когда свои оценки им стали давать «знатоки» с Лубянки.
И пусть вас не вводят в заблуждение «гневные» слова премьера Путина из его статьи «Страницы истории – повод для взаимных претензий или основа для примирения и партнёрства?», опубликованной в польской «Газета Выборча»: «Невольно задаёшься вопросом, насколько далеко ушли такие мифотворцы от авторов приснопамятного сталинского «Краткого курса», в котором вымарывались неугодные «вождю всех народов» фамилии или события, навязывались шаблонные, насквозь идеологизированные версии происходившего». Фальшь всё это от начала до конца! Она состоит в том, что Путин на протяжении всего повествования, как и вообще в повседневной практической деятельности, твёрдо следует …сталинским курсом.
И всё же, на кого изволит так бурно гневаться господин премьер-министр? Оказывается, на тех, кто позволяет себе иметь собственное суждение о «Пакте Молотова-Риббентропа», а также о зачинщиках и главных вдохновителях Второй мировой войны. И это вопреки мнению Владимира Владимировича, который неоднократно высказывался на сей счёт в стиле, далёком от подлинной научности и общечеловеческих нравственных принципов.
Об однозначности намерений Кремля свидетельствует и весьма странная, если не сказать определённее, концепция подхода к реалиям истории. Оказывается, все мы, смертные, не должны даже про себя оценивать то, что было когда-то. Это удел профессиональных историков.
Что ж, прекрасно! Но ведь уже сейчас очевидно, какие историки имеются в виду. Почему-то их суждения, в частности, по выделенным здесь темам один к одному совпадают с высказываниями наших «вождей». Именно таким историкам беспрепятственно предоставляются электронные и печатные СМИ, любая публичная трибуна, они без ограничений пользуются издательским потенциалом. Другими словами, это те, кто охотно выполнял и будет выполнять впредь любое пожелание правящих верхов.
И подобными пожеланиями пронизана упомянутая статья Путина. Уже в её названии – «Страницы истории – повод для взаимных претензий или основа для примирения и партнёрства?» – содержится указание историкам, как надлежит «исследовать» прошлое.
Надо полагать, господин Путин ратует за то, чтобы страницы истории были не поводом «для взаимных претензий», а основой «для примирения и партнёрства»? Но эти самые страницы бывают разными: светлыми и мрачными. Позитив легко, без каких-либо усилий ложится в основу «примирения и партнёрства». А как быть с негативом, который в истории, к сожалению, преобладает? И дело не только в количестве. Зло очень долго не забывается, если забывается вообще.
Следуя пожеланиям Путина, невыгодные для России, а вернее, для её лубянских правителей, страницы истории надлежит или не открывать вовсе, или поспешно перелистывать, или трактовать так, чтобы они не выглядели зловеще и удручающе. То есть делать то, против чего премьер картинно возражает.
В статье Путин даёт оценки международным документам и связанным с ними историческим событиям. Вот несколько выдержек.
«Без всяких сомнений, – пишет автор, – можно с полным основанием осудить пакт Молотова-Риббентропа, заключённый в августе 1939 года». И далее: «Сегодня мы понимаем, что любая форма сговора с нацистским режимом была неприемлема с моральной точки зрения и не имела никаких перспектив с точки зрения практической реализации». И ещё: «На мой взгляд, нравственный аспект проводимой политики особенно важен. И в этой связи напомню, что в нашей стране аморальный характер пакта Молотова-Риббентропа получил однозначную парламентскую оценку».
Итак, второе лицо в правящей иерархии России, на первый взгляд, осудило злополучный документ. Разве этого мало? Безусловно, мало!
Во-первых, сделать это должно было первое лицо в руководстве, а также российский парламент, потому что пакт Молотова-Риббентропа осудил Верховный Совет СССР, которого сегодня нет, а не Россия, что принципиально важно. Ведь у нас официально провозглашённую преемственность между Россией и СССР понимают своеобразно. Готовы петь и поют осанну действительным и мнимым достижениям «страны Советов» и открещиваются от позорных деяний руководства СССР или пытаются их оправдать, как в случае с пактом Молотова-Риббентропа.
Во-вторых, нелишне было попросить прощения у польского народа, хотя бы уже потому, что встреча руководителей различных государств проходила в Польше, нападением на которую в сентябре 1939 года нацистской Германии и большевистского Советского Союза датируется начало Второй мировой войны. Да и перед другими народами, подвергшимися агрессии нацистской Германии, следовало бы повиниться. Мы виноваты перед ними не только за пакт Молотова-Риббентропа и за его трагические последствия, но и за то, что ленинско-сталинский режим задолго до начала Второй мировой войны активно способствовал росту наступательного военного потенциала Германии.
Да, собственно, никакого осуждения пакта Молотова-Риббентропа и признания вины СССР за развязывание Второй мировой войны у Путина не получилось. Негативная оценка дана в стиле «Да – Но…». В этом нетрудно убедиться.
«…Можно с полным основанием осудить пакт Молотова-Риббентропа…», – пишет Путин. Но тут же продолжает: «…Годом раньше Франция и Англия подписали в Мюнхене известный договор с Гитлером, разрушив все надежды на создание единого фронта борьбы с фашизмом». Не правда ли, «железная» логика! Англия и Франция разрушили «надежды на создание единого фронта борьбы», который сталинский СССР будто бы считал смыслом своего существования, и большевики нашли ему (единому фронту) замену – союз с …Гитлером. Таким образом, у Путина получилось не осуждение, а оправдание пакта Молотова-Риббентропа.
Что касается так называемого Мюнхенского сговора, который Путин именует договором Англии и Франции с Гитлером, то цивилизованный мир его давно и однозначно осудил, без всяких «но». А вот в России пакт Молотова-Риббентропа официально не осуждён. Утверждение Путина, что «в нашей стране» его «аморальный характер получил однозначную парламентскую оценку» – откровенная ложь. Такая оценка до сих пор не дана под давлением просталинских сил, которые давно возглавляет нынешний российский премьер.
На протяжении десятилетий советские историки, а теперь уже и ангажированные российские, нудно толкут тему, что именно Мюнхенский сговор, и он единственный, позволил Гитлеру поработить Европу.
Если это так, то почему тогда после «Мюнхена» Гитлер захватил всего одно государство – Чехословакию? А после подписания пакта Молотова-Риббентропа совместно с советскими большевиками оккупировал Польшу и единолично прошёл с одобрения Москвы победным маршем по ряду стран Европы.
Если бы «Мюнхена» было достаточно для начала широкомасштабной войны, Гитлер тотчас после захвата Чехословакии разгромил бы Польшу, а затем другие страны Европы, которые впоследствии стали его жертвами. Но всё это произошло только после подписания пакта Молотова-Риббентропа, а правильнее было бы сказать – пакта Сталина-Гитлера. Случайно ли? Судите сами.
Нацистский фюрер хотел превратить СССР в нейтрала, а лучше – в союзника, чего он и добился. При этом учёл экспансионистские устремления на международной арене своего большевистского коллеги, его острое желание включить в состав СССР потерянные в силу ряда общеизвестных обстоятельств территории бывшей Российской империи: Финляндию, Западную Украину и Западную Белоруссию, а по возможности, всё прежнее Царство Польское с Варшавой, Бессарабию, Прибалтику, конкретно – Латвию, Литву, Эстонию. В обмен Сталин закроет глаза на агрессию Германии в Европе. И Гитлер не ошибся.
Именно под таким углом зрения и был заключён пакт Молотова-Риббентропа с секретным протоколом. И через неделю последовали действия партнёров по разбою.
Совместно они повергли и разделили между собой Польшу. Правда, Царство Польское с Варшавой Гитлер не уступил, но Коба и полученному был рад. Причём настолько, что в начале 1941 года в СССР был издан «Географический атлас для средней школы» тиражом 250 тысяч экземпляров, где Польша вообще отсутствовала. На её месте значилась «Область государственных интересов Германии». Не было и Варшавы. Центром определили Краков.
Затем с согласия «фюрера немецкого народа» Сталин захватил Прибалтику и Бессарабию. С Финляндией случился облом. Финский народ выстоял в схватке с коммунистическим монстром, хотя часть своей территории и пришлось отдать.
Тем временем «товарищ» Гитлер разбойничал в Западной и Юго-Восточной Европе. «Товарищ» Сталин не только не возражал, но и поздравлял собрата по оружию с очередной победой.
После 1 сентября 1939 года Мюнхенское соглашение приказало долго жить, ибо его главные подписанты Англия и Франция объявили Германии войну, а затем Гитлер и вообще разгромил Францию.
Поэтому оценивать пакт Молотова-Риббентропа в сопоставлении с Мюнхенским соглашением, считать последнее более вредным, чем первый, недопустимо. Да, «Мюнхен» – зло. Он аморален. Однако больший вред Европе и миру нанёс пакт Молотова-Риббентропа. Он стал детонатором Второй мировой войны, и главную ответственность за её развязывание несут Сталин и Гитлер, СССР и Германия. И напрасно «genosse» Путин обижается, что пакт Молотова-Риббентропа на Западе называют «спусковым крючком» Второй мировой войны. Это ещё мягко сказано. Напрасно он в поисках истоков Второй мировой войны обращается к далёкому прошлому. Так ведь можно дойти до момента, когда при определении границы прокормления питекантроп одной группы впервые огрел дубиной по голове питекантропа другой группы. И с тех пор пошло-поехало, из поколения в поколение, вплоть до 1 сентября 1939 года.
Обращение Путина к Версальскому мирному договору как первоисточнику всех последующих потрясений, включая начало Второй мировой войны, требует комментария.
В таком объяснении нет ничего оригинального. Российский премьер всего-навсего повторил ленинско-сталинский миф с окладистой бородой. По нему, «Версаль» не разрешил ни одного коренного противоречия тогдашнего мира и не мог решить, так как они (противоречия) порождаются международным империализмом, который, пока существует, чреват фатально предначертанными мировыми войнами. Масла в огонь, по мнению Путина, подлило то, что «Версальский договор… оставил после себя множество «мин замедленного действия»…, главная из которых – не просто фиксация поражения, но и унижения Германии». Премьер-«историк», вслед за «вождём всех народов», которого он, видимо, в угоду западной публике даже критикует, убеждён, что, как пел Владимир Высоцкий, «это всё придумал Черчилль в восемнадцатом году». А потому и границы стали рушиться, и захваты других стран начались, и гарантии безопасности совокупно с системами ограничения вооружений демонтировались.
«Унижение» Германии, по поводу коего льёт слёзы Путин, выразилось в том, что ей запретили иметь вооружённые силы, способные реализовать агрессивные планы, некоторые отрасли производства, достаточные для возрождения германского военного потенциала, определили весьма ощутимые репарационные выплаты, лишили колоний, пересмотрели границы в пользу государств, подвергшихся в разное время германской агрессии, и т.д.
Сделав акцент на «унижении», «genosse» Путин «забыл» сказать, что из международной изоляции и военно-стратегической немощи Германию первыми начали вытаскивать российские большевики, узурпировавшие власть в России в октябре 1917 года. Именно отсюда берут начало и разрушение границ, и захваты других стран, и демонтаж гарантий безопасности вместе с ограничением вооружений.
Методологической основой, как говаривали в пору беззаботной юности Володи Путина, приплакивания над «униженной» родиной Гёте явилось, видимо, это высказывание «вождя мирового пролетариата»: Версальский мирный договор есть «…договор хищников и разбойников», «это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов». Именно эта позиция Ленина привела к заключению 16 апреля 1922 года в Рапалло, во время работы Генуэзской международной конференции (10 апреля – 19 мая 1922 года), советско-германского договора, по которому в полном объёме восстанавливались дипломатические отношения и торгово-экономические связи между Россией и Германией, что само по себе предосуждения не вызывает.
Однако германская сторона получила серьёзные таможенные и транзитные льготы, касающиеся, прежде всего стратегического сырья. Ощутимую поддержку Россия-СССР оказали вермахту. Версальский договор лишил Германию права иметь боевую авиацию и танковые войска. Первое в мире государство «рабочих и крестьян» активно устраняло эту «несправедливость», которую заложил «договор хищников и разбойников». В Казани ковали кадры немецких танкистов, в Липецке и других городах – лётчиков. В советских военных академиях обучались высшие офицеры Германии, которые затем устроят кровавый экзамен Красной Армии и принесут массу страданий «советскому народу».
Если бы Путин оценивал этот дипломатический шаг России, он оправдывал бы его, скорее всего, такими же доводами, что и заключение пакта Молотова-Риббентропа. То есть отказ от подписания Рапалльского договора с Германией «советская дипломатия того времени вполне обосновано считала, как минимум, неразумным». Слова, конечно, могли быть другими, но смысл остался бы тем же. Но был ли у тогдашней России другой выбор. Мне кажется, был.
Россию пригласили на серьёзную международную конференцию вовсе не из-за острого желания полюбоваться на только что «испечённых» советских дипломатов в классических фраках. С нею хотели установить нормальные отношения, несмотря на чуждость цивилизованному миру её общественного и государственного устройства.
Однако в Кремле решили, что представился удобный случай показать «кузькину мать» проклятому империализму. Это было логично для России, ибо она стала родиной октябрьского государственного переворота, который Ленин самоуверенно назвал началом «новой эры в истории человечества», когда мир раскололся на две противоположности – социалистическую и капиталистическую. Москва сочла уместным дать в Генуе бой проклятому, своекорыстному антиподу.
Лучшим проявлением «новой эры в истории человечества» большевики сочли решительный отказ от такого «буржуазного предрассудка», как возвращение долгов другим государствам. Люмпенская тяга к «халяве» побудила большевистскую Москву решительно отказаться от выплаты иностранным кредиторам 18 млрд. золотых рублей. «Аргумент» был один: долги делали царь и Временное правительство, и народная власть выплачивать их не будет.
Правда, российская делегация заявила о согласии признать этот долг, если Запад компенсирует России ущерб, нанесённый иностранной интервенцией, в сумме 39 млрд. рублей. Цифра эта была взята, скорее всего, с потолка ленинского рабочего кабинета в Кремле, поскольку большего, чем большевики, в частности, материального ущерба собственной стране не мог нанести никто. Именно они привели к невиданной разрухе всю экономику – промышленность, транспорт, сельское хозяйство, финансовую систему, а также подвергли беззастенчивому ограблению все слои населения.
Заведя переговоры о погашении Россией кредитов в тупик, московские дипломаты через 6 дней после начала работы Генуэзской конференции по-воровски, ночью подписали в Рапалло договор с Германией, который шёл вразрез с усилиями Запада по обузданию реваншистских поползновений германской реакции.
Финансовый демарш России в Генуе был направлен на срыв положительного исхода переговоров с Западом. Получилось то же самое, что и накануне подписания пакта Молотова-Риббентропа.
Тогда ведь за неделю до этого СССР устами «маршала» Ворошилова выдвинул непременным, заведомо невыполнимым условием заключения договора о коллективной безопасности в Европе требование, чтобы советские войска получили право вступить на территорию Польши и «защитить» её от возможной германской агрессии. При этом в Москве прекрасно знали, что поляки ни под каким видом не согласятся.
Да и то сказать, могла ли Польша забыть, что трижды во второй половине 18 века (в 1772, 1793, 1795 годах) была делима Россией, Австро-Венгрией и Пруссией, лишившись государственности и вместе с ней национальной независимости. Где была гарантия, что не произойдёт четвёртый раздел, или вся страна не окажется в лоне большевистской империи?
Собственно, так оно и случилось в 1939 году, когда Сталин и Гитлер произвели-таки четвёртый раздел Польши между Германией и СССР. После Второй мировой войны Польшу освободили от нацистского ига, но Сталин превратил её в пристяжную большевистской империи через включение в социалистический лагерь (позднее – социалистическое содружество) и в военно-политическую систему Варшавского Договора.
Могла ли Россия в том далёком 1922 году поступить иначе? Да, могла, если бы её руководство было честным и ответственным.
Безусловно, 18 млрд. золотых рублей по тем временам – сумма изрядная. Однако для тогдашней России она не такая уж и катастрофическая. Многие страны имели и имеют внешние долги. Есть они и у современной России.
В тех условиях можно было вести переговоры, не ударяясь в крайности, искать и находить компромиссы, добиваться, выражаясь современным языком, разумной реструктуризации долга. Кстати, иностранные кредиторы и не требовали немедленного и одноразового погашения. Они хотели, чтобы большевистская Россия признала долг.
Так ли уж бескомпромиссны были ленинцы в финансовых отношениях с иностранными государствами? Ничуть не бывало. Брестский мир они купили за 6 млрд. марок, да 3 млрд. марок обязались заплатить, чтобы замять убийство 6 июля 1918 года в Москве германского посла Мирбаха.
С первого дня существования большевистский режим был склонен к закулисным сговорам. Брестский мир, как известно, был сепаратным. Во имя своекорыстных целей и надежд зажечь пожар пресловутой мировой революции большевики-ленинцы отказались от союзнических обязательств своих правящих предшественников и в очень ответственный момент вышли из войны. К тому же надо было и таким путём погашать выданный германским кайзером Ленину кредит на организацию государственного переворота в России.
В апреле 1922 года большевики ведут себя аналогично. Они, по сути, торпедируют усилия Запада демилитаризовать Германию.
То же самое наблюдается и в августе 1939 года с заключением пакта Молотова-Риббентропа.
И происходит всё это в наших отношениях с одной и той же страной – Германией и, в конечном счёте, на пользу оной.
Так не правильнее было бы говорить, что у истоков возрождения германского милитаризма и реваншизма стоял большевистский режим?!
А вот ещё одна пара «Да – Но». Российский премьер утверждает, что «…любая форма сговора с нацистским режимом была неприемлема с моральной точки зрения и не имела перспектив с точки зрения практической реализации». Вслед за «осуждением» тотчас следует оправдание: «Однако в контексте исторических событий того времени Советский Союз не только остался один на один с Германией, поскольку западные государства отказались от предлагавшейся системы коллективной безопасности, но и стоял перед угрозой войны на два фронта – ведь именно в августе 1939 года до максимальной силы разгорелся огонь конфликта с японцами на реке Халхин-Гол». Что осталось от осуждения пакта Молотова-Риббентропа? Правильно, пшик! Но дело не только в этом.
Во-первых, как уже отмечалось, «…Советский Союз … остался один на один с Германией…» совершенно сознательно, по собственному желанию. Следовательно, отказался от системы коллективной безопасности сам, и наши западные партнёры по переговорам здесь не причём. Сделано это было для того, чтобы заключить пакт Молотова-Риббентропа.
Во-вторых, ни о какой войне СССР на два фронта в то время и речи быть не могло. Считать японскую армию на Халхин-Голе в 75 тысяч человек, достаточной для того, чтобы называть борьбу с ней вторым фронтом, – откровенно глупо. Япония тогда и не помышляла о большой войне против СССР. Главными своими противниками она считала США и Великобританию и уже тогда активно готовилась к военному противоборству с ними. Ей было выгодно, в конечном счёте, добиться нейтралитета СССР, что и было достигнуто подписанием 13 апреля 1941 года соответствующего советско-японского договора. Его Япония не нарушила даже тогда, когда немецкие войска были в 20 километрах от советской столицы. Это позволило Сталину перебросить с Дальнего Востока под Москву дееспособные, хорошо вооружённые и обученные дивизии и выиграть московскую битву.
Кроме того, о каком втором фронте применительно к Халхин-Голу можно говорить, если в день подписания пакта Молотова-Риббентропа, 23 августа 1939 года, всё японское воинство было полностью окружено войсками советского генерала Георгия Жукова и монгольскими цириками, а 28 августа полностью разгромлено.
Особенно возмутительна попытка российского премьера выгородить большевистский режим, его преемников и последователей, используя параллели некоторых трагедийных исторических событий.
В частности, он пишет: «Мемориалы «Катынь» и «Медное», как и трагическая судьба русских солдат, взятых в польский плен в ходе войны 1920 года, – должны стать символами общей скорби и взаимного прощения».
Катынь – давно общеизвестное трагическое место. Меньше знают о Медном. Там чекисты расстреляли почти шесть с половиной тысяч безвинных польских офицеров из захваченных в плен в результате советско-германской агрессии в сентябре 1939 года.
А вот «трагическая судьба русских солдат, взятых в польский плен в ходе войны 1920 года», – исторический факт, почти не известный широкой публике в нашем «Отечестве». Речь идёт о последствиях антипольской авантюры Ленина, Троцкого, Сталина и других влиятельных паханов большевистской банды.
Сначала Владимир Ильич решил, что поторопился с предоставлением Финляндии государственной независимости, и попробовал инспирировать там пролетарскую революцию, но безуспешно. Большевистский социализм финнам был ни к чему.
Когда самая горячая пора гражданской войны в России резко пошла на убыль, созрел план возвращения Польши военной силой в лоно новоявленной империи. Однако волею польского народа «гениальная» задумка Ильича с треском провалилась. Вот тогда многие красноармейцы и попали в плен. Теперь говорят, что более 20 тысяч человек из них впоследствии погибли.
Но гибель гибели – рознь. В данном случае красноармейцев никто не расстреливал. Они умерли естественной смертью. Говорят, – это трагедия. Никто этого не скрывает, и никто с этим не спорит.
Но ведь в советский плен под Сталинградом были взяты 90 тысяч немецких солдат, а вернулись в «фатерлянд» шесть тысяч человек. Куда подевались 84 тысячи? В нашей стране на такие вопросы предпочитают не отвечать.
Или ещё пример. Советская, а теперь и российская пропаганда гордится до «детских родимчиков» разгромом советскими войсками миллионной Квантунской армии в Китае в августе 1945 года. Официально было объявлено, что 600 тысяч японцев попали к нам в плен. Вопрос: куда подевались ещё 400 тысяч? В ответ – гробовая тишина. Из 600 тысяч пленённых японских солдат и офицеров не вернулось к себе на родину большинство. Какова их судьба? Что, переженились на русских женщинах? И здесь никаких объяснений.
Это кем же надо быть, чтобы поставить знак равенства между умершими своей смертью в плену советскими красноармейцами и умышленно расстрелянными в советском плену польскими офицерами?!
Это кем же надо быть, чтобы объявить обе трагедии «символами общей скорби и взаимного прощения», фактически оправдав заключение пакта Молотова-Риббентропа?! А ведь именно он привёл к пленению и массовому расстрелу польских офицеров в Катыни, Медном, Харькове и где там ещё.
Это кем же надо быть, чтобы призывать к примирению, прекрасно зная, что в России есть мощные силы во главе с державным «плакальщиком», не признающие вины сталинского режима в нарочитом убийстве пленных поляков, и не только поляков?!
Вся статья Путина – откровенная апология внешней политики Сталина и его подручных. Оба президентских срока Владимира Владимировича и его нынешнее премьерство наполнены активной защитой такого рода «ценностей» социалистического периода в истории России, начиная с возрождения сталинского гимна.
Чтобы справедливо оценить прошлое, не надо быть историком, достаточно быть честным человеком. К сожалению, многие бонзы нынешнего правящего режима России с подлинно нравственными принципами явно не в ладах. Для них эталон – сталинская «этика», с которой они без зазрения совести суются в добропорядочное общество.
Южно-Сахалинск, сентябрь-октябрь 2009 года.

В. Кравцов, кандидат исторических наук, доцент